Мария
Палатная медсестра в районной психиатрической больнице, 47 лет
Медсестрой я хотела быть со школы, меня всегда привлекала работа с пациентами. Врач назначает лечение, а медсестра его выполняет. И именно от ее действий человеку становится легче — не важно, ставишь ты катетер или клизму. Мама была против, чтобы я шла в «сраное» медучилище, поэтому по первому образованию я филолог. Работала по специальности, добивалась успехов, а потом в 42 года ушла в медицину, потому что не чувствовала кайфа и реализованности в жизни. Муж посоветовал идти в медучилище, и я из кресла выпускающего редактора пошла мыть жопы.
Я никогда не думала, что буду работать именно в психиатрии, хотя наша заведующая шутит, что здесь случайных людей не бывает. Когда решилась работать в больнице, то пришла в службу занятости, и меня направили санитаркой в местный ПНИ (психоневрологический интернат). Моя подруга тогда работала в психиатрии и сказала: «Зачем тебе в ПНИ, если можно пойти в психиатрическую больницу? Я тебе помогу». Меня приняли младшей медсестрой в женское отделение. Год я санитарила, прислушиваясь к себе: «Мое ли это? Действительно ли я „осуществляю свою мечту“? Правда ли, что я на своем месте?» И после каждой смены ответы на эти вопросы были положительными. Отработав год, я окончательно решила поступать в медицинский колледж, чтобы стать уже средней палатной медсестрой, и четыре года совмещала работу и учебу. Так и работаю уже почти шесть лет и не собираюсь уходить.
В нашей психбольнице пациенты почти не меняются. Выписываешь утром человека, а вечером он приходит снова. Кто‑то так лежит годами, по многим причинам. Так и получается, что через какое‑то время ты начинаешь рассматривать этих больных как часть своей жизни, семьи. Выходишь на работу и видишь знакомых пациентов, понимаешь, слушаешь их рассказы, переживаешь.
Психбольница — это совершенно другое царство, с другими морально-этическими законами, где не каждый сможет работать. Были случаи, когда к нам приходила новая санитарка и до обеда не выдерживала. Одна убежала так, что даже вещи забыла, мы ее догоняли.
Палатная медсестра в районной психиатрической больнице, 47 лет
Медсестрой я хотела быть со школы, меня всегда привлекала работа с пациентами. Врач назначает лечение, а медсестра его выполняет. И именно от ее действий человеку становится легче — не важно, ставишь ты катетер или клизму. Мама была против, чтобы я шла в «сраное» медучилище, поэтому по первому образованию я филолог. Работала по специальности, добивалась успехов, а потом в 42 года ушла в медицину, потому что не чувствовала кайфа и реализованности в жизни. Муж посоветовал идти в медучилище, и я из кресла выпускающего редактора пошла мыть жопы.
Я никогда не думала, что буду работать именно в психиатрии, хотя наша заведующая шутит, что здесь случайных людей не бывает. Когда решилась работать в больнице, то пришла в службу занятости, и меня направили санитаркой в местный ПНИ (психоневрологический интернат). Моя подруга тогда работала в психиатрии и сказала: «Зачем тебе в ПНИ, если можно пойти в психиатрическую больницу? Я тебе помогу». Меня приняли младшей медсестрой в женское отделение. Год я санитарила, прислушиваясь к себе: «Мое ли это? Действительно ли я „осуществляю свою мечту“? Правда ли, что я на своем месте?» И после каждой смены ответы на эти вопросы были положительными. Отработав год, я окончательно решила поступать в медицинский колледж, чтобы стать уже средней палатной медсестрой, и четыре года совмещала работу и учебу. Так и работаю уже почти шесть лет и не собираюсь уходить.
В нашей психбольнице пациенты почти не меняются. Выписываешь утром человека, а вечером он приходит снова. Кто‑то так лежит годами, по многим причинам. Так и получается, что через какое‑то время ты начинаешь рассматривать этих больных как часть своей жизни, семьи. Выходишь на работу и видишь знакомых пациентов, понимаешь, слушаешь их рассказы, переживаешь.
Психбольница — это совершенно другое царство, с другими морально-этическими законами, где не каждый сможет работать. Были случаи, когда к нам приходила новая санитарка и до обеда не выдерживала. Одна убежала так, что даже вещи забыла, мы ее догоняли.
2
2
3
Нужны стальные нервы, чтобы выдерживать эту работу. Тут много говна, даже буквально: больные им кидаются, могут его есть. Я пять лет работала в женском отделении и сталкивалась со многими диагнозами, не только ментальными. Мне этим и нравится психиатрия, что ты тут делаешь все. Условно — привезли тебе пациента, который себе половину ноги отпилил, ты будешь делать перевязки, это хирургия. Привезли со вшами — будешь обрабатывать кожу, это дерматология. Однажды поступила женщина, я пошла ее обрабатывать и мыть в душ, а у нее опарыши под грудью. Так всему и учишься.
Каждый пациент — это личность со своим миром, а бывает и не одним. Есть больные, которых нужно брать лаской: «Заинька, ну пойдем», с другими строго: «Я сказала, пойдем, значит пойдем», есть те, которым надо польстить: «Ну, кроме тебя, некому, пойдем, ты мне поможешь». Некоторым лучше подыграть, например, у меня была пациентка, которая считала, что украла золото Орды. Подбежала ко мне и говорит: «Машенька, ко мне сейчас приедут карлики на такси, и мы поедем золото тратить». Ну и что мне остается, кроме как сказать: «Ты ляг полежи, а я встану у окна, если карлики приедут, я тебе скажу». Мне так гораздо легче найти контакт и компромисс, чем какими‑то драконовскими методами. Но есть сотрудники, которым проще схватить за шиворот и добиться своего, они свои ментальные силы не тратят.
Когда мы что‑то запрещаем пациентам, мы это делаем не потому что плохие, а потому что есть правила, которые в психиатрии писаны кровью. Например, нельзя давать карандаши без присмотра. Был случай, когда пациент уговорил медсестру дать ему карандаш порисовать — это хорошо, трудотерапия, но должно все происходить в отдельном помещении под присмотром. А она дала просто так, потому что человек был в адеквате и уже готовился к выписке. Подбежала другая больная, выхватила этот карандаш и воткнула медсестре в глаз. Глаз ей косметически восстановили, но зрение она потеряла полностью, а следом и работу. Еще нельзя выносить еду из столовой — ее могут попытаться отнять другие больные, тогда пациент начнет быстро запихивать все в себя и давиться. В мою смену больная подавилась и чуть не умерла, но мы смогли ее реанимировать. Другая подавилась, у нее перекрыло голосовые связки, и она не смогла позвать на помощь. Еще одна была зафиксирована на вязках на кровати по назначению врача, а какая‑то «добрая душа» из пациентов сунула ей голубец в рот. Даже не успели с вязок снять, сразу задохнулась.
Каждый пациент — это личность со своим миром, а бывает и не одним. Есть больные, которых нужно брать лаской: «Заинька, ну пойдем», с другими строго: «Я сказала, пойдем, значит пойдем», есть те, которым надо польстить: «Ну, кроме тебя, некому, пойдем, ты мне поможешь». Некоторым лучше подыграть, например, у меня была пациентка, которая считала, что украла золото Орды. Подбежала ко мне и говорит: «Машенька, ко мне сейчас приедут карлики на такси, и мы поедем золото тратить». Ну и что мне остается, кроме как сказать: «Ты ляг полежи, а я встану у окна, если карлики приедут, я тебе скажу». Мне так гораздо легче найти контакт и компромисс, чем какими‑то драконовскими методами. Но есть сотрудники, которым проще схватить за шиворот и добиться своего, они свои ментальные силы не тратят.
Когда мы что‑то запрещаем пациентам, мы это делаем не потому что плохие, а потому что есть правила, которые в психиатрии писаны кровью. Например, нельзя давать карандаши без присмотра. Был случай, когда пациент уговорил медсестру дать ему карандаш порисовать — это хорошо, трудотерапия, но должно все происходить в отдельном помещении под присмотром. А она дала просто так, потому что человек был в адеквате и уже готовился к выписке. Подбежала другая больная, выхватила этот карандаш и воткнула медсестре в глаз. Глаз ей косметически восстановили, но зрение она потеряла полностью, а следом и работу. Еще нельзя выносить еду из столовой — ее могут попытаться отнять другие больные, тогда пациент начнет быстро запихивать все в себя и давиться. В мою смену больная подавилась и чуть не умерла, но мы смогли ее реанимировать. Другая подавилась, у нее перекрыло голосовые связки, и она не смогла позвать на помощь. Еще одна была зафиксирована на вязках на кровати по назначению врача, а какая‑то «добрая душа» из пациентов сунула ей голубец в рот. Даже не успели с вязок снять, сразу задохнулась.
Мнения, изложенные в теме, передают взгляды авторов и не отражают позицию Kidstaff
Тема закрыта
Похожие темы:
Назад Комментарии к ответу
