Майкл Кофман: Ситуация на фронте не настолько критична, что Украина должна догов

– Вы родились в Киеве, но уехали в США из Украины ребенком. И вот почти 35 лет спустя заново открываете страну для себя...

– За время войны я узнал страну гораздо лучше, чем когда жил здесь.
До начала полномасштабного вторжения я приезжал в Украину несколько раз, в том числе и после 2014 года, но не так регулярно, как сейчас. Побывал не только в крупных городах, но и в многочисленных городках и селах. Месяц назад был в Доброполье, там почти никого не осталось. Этим летом, в июле, мы останавливались в поселке Покровское Днепропетровской области, тогда это был центр жизни военных. Теперь уже там не остановишься. Это прифронтовая зона, которая подвергается ударам дронов противника.
Города, которые хорошо знаешь, умирают, и это очень грустно.
– Когда вы в Украине, в основном проводите время не в Киеве, а в прифронтовой зоне. Если попытаться объяснить на пальцах для тех, кто не знаком с азами военной аналитики – в чем суть вашей работы?
– В 2022 году я не хотел делать военную аналитику на основе того, что видел на экране компьютера за тысячи километров от зоны боевых действий. Было сложно понять, как именно воюют украинские войска. К сожалению, позиция администрации Байдена заключалась в том, что Америка не будет иметь военнослужащих вблизи линии фронта или даже за пределами Киева, и они не хотели поддерживать военно-аналитическую деятельность.
Чтобы понять реальную ситуацию на фронте, надо ’в полях’ задавать детальные вопросы на разных уровнях – от корпусов и бригад до батальонов и рот. Это дает возможность видеть войну с разной перспективы, потому что у комбата она своя, у комбрига своя, у командира корпуса – своя. Также необходимо взаимодействовать с различными типами подразделений на одном и том же оперативном направлении. Все это я должен собрать, свести в общую картину и проанализировать.
Если делать это каждые три месяца, то у тебя есть более объективная картина эволюции боевых действий. Эту системную работу невозможно заменить только данными из открытых источников или коммерческими спутниковыми снимками. Она не только расширяет понимание нынешней войны, но и позволяет извлечь уроки для любой будущей войны с Россией, а также в целом понять изменения в характере современных войн.
Большая часть моей работы не является публичной. Я работаю не один, а в команде аналитиков. Работу организовываем самостоятельно, но при поддержке Вооруженных сил Украины. Конечно, следим за тем, чтобы не разглашать информацию, которая может навредить военным действиям Украины или создать проблемы для подразделений, с которыми общаемся.
Я бы не сказал, что это очень престижная и всегда приятная работа, особенно если вы возвращаетесь с информацией, которую военные или политические лидеры не хотят слышать. Иногда наши выводы противоречат официальной точке зрения, но они помогают сбалансировать дискуссию. Понятно, что я поддерживаю Украину, но при этом оперирую фактами, а не предположениями и не пропагандой.
Итоги 2025-го, война на истощение, кто лучше адаптируется
– На каком этапе войны мы сейчас – почти через четыре года после начала полномасштабного вторжения?
– Думаю, 2025 год сложился для Украины лучше, чем ожидалось. Возможно, нас ждет месяц – два стабилизации. Так же было и в прошлом году. Обычно намного сложнее вести наступательные действия с декабря по февраль.
Если характеризовать нынешний этап войны в целом, то в основном это война на истощение с позиционными боевыми действиями. Распространение высокоточных средств поражения и повсеместное наблюдение на поле боя значительно усложнили для обеих сторон проведение маневров любого масштаба.
Способность сторон к оперативному прорыву давно исчезла, возможно, за исключением наступательной операции на Курщине в сентябре 2024 года. Хотя даже та операция была для Украины наступательной лишь несколько недель, а большую часть времени это была оборонительная операция украинской группировки.
Выглядит так, что ни одна из сторон давно не может продвинуться, но я бы не сказал, что война в тупике. Оборона Украины в значительной степени базируется на использовании беспилотных летательных аппаратов в сочетании с минами и артиллерией. Российские войска пытаются продавить линию фронта. В основном атакуют рассеянной пехотой, пытаясь осуществить инфильтрацию, или механизированными штурмами при поддержке легкомоторных войск.
Если смотреть на боевые действия в 2025 году, то можно подумать, что ничего кардинально не изменится и в 2026-ом. Но я на это не полагался бы. Не все можно измерить в захваченных или потерянных километрах. В войне такого типа гораздо важнее оценивать ситуацию внутри противоборствующих сил, поскольку изменение контроля над территориями является запоздалым показателем.
2025 год ознаменовался борьбой за преимущество в зоне действия беспилотников между украинскими и российскими подразделения

– Кто имеет преимущество в войне на истощение – Россия, обладающая большим мобилизационным ресурсом и стабильной поддержкой партнеров вроде КНДР, которые не зависят от избирательных циклов, или Украина, чей мобилизационный ресурс истощен, а поддержка партнеров подвешена?

– Война на истощение – это не только ситуация на фронте. Это еще и стратегические ударные операции, и удары по критически важным объектам инфраструктуры, включая войну против российских танкеров в Черном и Средиземном морях.
Так, с одной стороны, Россию поддерживают Китай, Северная Корея, Иран. С другой, Украине помогает коалиция стран, у которых гораздо больше сил и ресурсов, несмотря на то, что они уже во многом исчерпали запасы военной техники на складах. Но на сегодняшний день война уже не определяется количеством тяжелой бронетанковой техники и артиллерии, как было в первые годы.
Если посмотреть на стратегическом уровне, я бы сказал так: на более короткий срок Россия имеет преимущество в живой силе и материальных средствах. Ее ударная кампания сосредоточена на энергетической инфраструктуре, а сейчас у нас наступила зима. А украинская ударная кампания сосредоточена на экономических ресурсах России и ее способности продолжать войну. Это будет влиять на следующие 6+ месяцев.
Интенсивные наступательные операции – не сезонная кампания. Они часто проводятся круглый год, начиная с февраля, и продолжаются до конца декабря. То есть реально активные боевые действия в этой войне длятся 10+ месяцев.
В этом году Россия сделала ставку на тактику инфильтрации и наступательные действия силами легкой моторизованной техники. Поэтому они теряют меньше бронированной техники, но очень много людей. Мы видим замедление уже в декабре из-за того, что у них были большие потери за последние несколько месяцев.
Если посмотрим на живую силу, в этом году, скорее всего, более 90% контрактников, которых набирала Россия ежемесячно, ушло на покрытие потерь. Россия уже не может наращивать свои силы, как это было в предыдущем году. Если нынешние тенденции сохранятся, у них возникнут проблемы с укомплектованием личного состава в подразделениях и с наличием рабочей силы в следующем году.
В России больше людей, но у нее критически не хватает рабочей силы в стране. То есть с функциональной точки зрения, в России практически нет безработицы. Найти людей для войны и для военно-промышленного комплекса обходится для экономики очень дорого.
Что это нам показывает? Большой вопрос, способны ли они продолжать боевые действия такой интенсивности с такими потерями еще 12 месяцев.